Красивая женщина... Комплимент? Только не для нее.
В Ирине Алферовой многие режиссеры видели исключительно красоту, не замечая, быть может, чего-то более значимого. И приходилось доказывать, что не только красавица, но и умница, актриса, человек...
– Ирина Ивановна, ну и как вам живется с этим клеймом красавицы-актриса?
– Ой, да ну что вы! Уже столько об этом сказано, что просто неприлично. Да ну какая красота, господи? О чем говорить?.. Могу сказать, что я собой всегда недовольна. Учусь быть довольной собой, потому что иначе слишком сложно…
– У вас много комплексов?
– Много. Всю жизнь много было. Я стеснялась себя, мне казалось, я такая страшненькая, никому не нужная. Все такие интересные, а я… Просто закрывалась от жизни.
«ГОВОРИЛИ: ГЛАЗКИ, ГУБКИ – БОЛЬШЕ НИЧЕГО»
– А что касается профессии? Почему, например, Марк Захаров не хотел видеть в вас актрису?
– Это вы у него спросите. Не знаю, наверное, у него какие-то свои причины были. Может, просто было не до меня… А потом, ведь хочется что-то определенное играть. А я на свои роли не очень-то попадала. Играла не то, что мне бы хотелось. В идеале мне бы хотелось Уильямса играть, О’Нила, Шекспира…
Вот мне говорят: почему ты не требовала ролей? Чисто на интуитивном уровне я понимала, что не хочу требовать. А потом, когда все мне стали говорить, задумалась: действительно, а чего это я их не требую? И вдруг поняла… Ведь почему я их не требовала? Потому что я другая. Я иная. И мне от того, что я не требую, хорошо. Зато я люблю жизнь, зато я сохранилась, зато я человек, зато я женщина.
– Как же с таким настроем доказать, что еще и хорошая актриса?
– А вот в тех плохих ролях, которые у меня были, в кусочках. Я танцевала в массовке так, я там светилась так, что до сих пор люди говорят, что только меня они там и видели. И выделяли.
– Но почему вам не давали ваших ролей? Потому что за красотой не могли разглядеть талант?
– Да, многие видели во мне только это. Что меня бесконечно удивляло. Потому что мне кажется, сразу видно, что я человек, когда со мной пять минут пообщаешься – согласитесь. А вот когда режиссер меня не утверждает, а потом кому-то говорит: ну вы же понимаете: глазки, губки – больше ничего нет. И я… Я просто падала со стула. Потому что на самом деле… Это ведь сейчас я научилась говорить «спасибо» в ответ на комплимент, а тогда-то вообще себя ни во что не ставила.
– Вот откуда это раздражение на комплименты!
– Конечно. Я считала, что во мне как раз другие ценности. Я ведь человек. Читающий, думающий, страдающий, тонкий. А мне в этом отказывают. Говорят… не хочется это повторять… что холодная. Я – холодная?! Это же умереть можно! Когда я рыдала через каждые 10 минут. Как холодный человек может плакать от того, что увидела ребенка там какого-то, пожилую женщину?
Наоборот считаю, что я теплый человек. Я думала об этом и вдруг поняла, что могу греть людей. И людям становится хорошо рядом со мной. И поэтому я кокетничаю, улыбаюсь. Иногда даже сознательно это делаю, потому что людям приятно. Ну, буду я сидеть вся такая холодная, отрешенная – кому от этого лучше станет?
«ТАКИХ ШЭРОН СТОУН МНОГО ЗНАЮ»
– Сами вы щедры на комплименты? Коллег, например, хвалите?
– 
Всегда хвалю. На самом деле всех надо хвалить. Мне очень многие наши актеры нравятся, в каждом театре могу по 20 человек назвать, потрясающих. Но люблю я всего нескольких. И, к сожалению, это не наши актеры.
Вот я люблю Роми Шнайдер. Я люблю ее бесконечно! Она необыкновенная, лучше не родилось. Вот эти все голливудские актрисы, ну там Шэрон Стоун, эта, эта… Они красивые, да: смотришь – нравится. Но эта красота мне понятна, она такая как у всех. Я таких Шэрон Стоун знаю много. А Роми Шнайдер, она одна. В ней что-то еще такое есть: от Бога, от жизни, которую она прожила. Она вот какая-то страстная, искренняя. И она сумасшедше красива.
– Вы в нее влюбились как женщина?
– Я влюбилась, вы знаете. И эту загадку разгадать нельзя, я не могу это сформулировать. Я иногда просто крупный план ее беру. Когда размывается все в жизни, когда каких-то критериев нет. Беру кусочек фильма и смотрю. Буквально пять минут. И все – появляется какая-то мера. Внутри все становится правильно: вот он ориентир – туда, туда…
– Шэрон Стоун как-то походя обидели. А ведь в ней не только красота – какая-то еще внутренняя сексуальность.
– Вот ничего внутреннего в ней не вижу. Не понимаю, как можно в нее влюбиться. Когда все открыто, мне не интересна такая сексуальность.
– Зачем же обнажились как-то для одного глянцевого журнала? Немножко из другой оперы, и все же?
– А в этом плане никакого барьера у меня никогда не существовало. Я стеснялась в «Хождении по мукам», был такой момент. Не представляла: чужие люди какие-то сиюминутные – как это раздеваться? И отказалась. О чем, кстати, очень жалею, потому что тот материал выдерживал это все, обосновывал…
«РОЖДЕСТВЕНСКУЮ САМА ПОПРОСИЛА: «КАТЯ БЫСТРО СНИМАЙ»
– Как бы это объяснить, – продолжает Ирина Ивановна. – Вот я скромный человек. Но это уже данность, это я знаю в себе: стесняюсь и того, и сего…
– 
Как одно с другим сочетается?
– Вот! Я и хочу вам объяснить. Сочетается. Потому что с другой стороны, к обнаженному красивому телу я никак не отношусь. Если это не вульгарно, если не для того, чтобы пробудить… Понимаете, даже в детстве обнаженное тело не вызывало у меня никаких порочных мыслей. У меня достаточно чистый, светлый взгляд на мир всегда был. Так что: обнажиться – не обнажиться… Вот если обнажиться для «Плейбоя» – тут надо еще подумать. Хотя…
В этом обнажении, я вам скажу, Роми Шнайдер сыграла свою роль. Потому что я прочла о ней, что, когда она очень сильно заболела, и ей вырезали почку, многие стали говорить, что она сошла уже как объект. И тогда она снялась обнаженной. Кстати, для «Плейбоя». Именно для того, чтобы доказать, что она потрясающая. Так и я. Посмотрела тогда на себя как бы со стороны и подумала: да это еще можно снимать. И Катю Рождественскую сама попросила.
– Там у вас совершенно молодые формы...
– Да-а. Так и сказала: «Катя, быстро снимай, потому что все это может разрушиться».
– Даже какие-то неестественно молодые формы.
– Почему же неестественно? Очень даже естественно. Мне природа подарила такую вот долгую молодость… (смеется)
– Ну вот, а сами на комплименты обижаетесь.
– Ну сколько можно? Спасибо, конечно. Да, я научилась говорить «спасибо». Раньше оправдывалась: да нет, что вы, все лучше меня, я такая некрасивая. Начинала показывать, что во мне некрасивого… Да нет, конечно, лукавлю. Надоесть комплименты не могут. Это не я сказала, что женщины любят ушами, они нуждаются в этом.
«ХОЧЕТСЯ ИГРАТЬ ГЛАВНЫХ ГЕРОИНЬ»
– Ирина Ивановна, а почему в кино вы так редко снимаетесь?
– Жду хороших предложений. Часто то, что предлагают, совсем не мое.
– Как же расхожее мнение о том, что интереснее всего играть роли на сопротивление?
– Я не признаю никакого сопротивления. Жизнь короткая, себя не успеваешь выразить. Об этом сто раз уже говорила, однако со мной почти никто не соглашается. Но лично я не хочу сопротивления, хочу играть только себя. Мне интересно быть собой в неких предлагаемых обстоятельствах. Действовать в рамках своего персонажа, но так, как лично я бы это делала. По большому счету надо делать только то, во что ты веришь.
– Если отказываетесь от ролей, значит, чаще не верите?
– Сложно сказать... Понимаете, ведь, как правило, ты ищешь что-то специально для себя. Мне, например, хочется играть главных героинь – чтобы на мне все сосредоточивалось, от меня все шло...
– То есть вы не ансамблевая актриса?
– Я вообще не ансамблевый человек, я одиночка, мне нравится бывать одной. Не хочу, чтобы в мою жизнь хоть как-то вторгались, мне это мешает.
– Получается, вы еще и интроверт?
– Не совсем: дома с мужем я очень даже веселюсь – с удовольствием танцую, пою. По полной программе. Перед ним я не боюсь раскрываться, мне это нравится. А перед посторонними людьми мне раскрываться неинтересно.
– Как-то странно это слышать от актрисы.
– Нет, я люблю, когда на меня смотрят, но только на сцене или на съемочной площадке. Другой вопрос, что не люблю раскрываться перед случайными людьми. Я хорошо отношусь к людям, но не выношу панибратства.
– 
Часто люди, которые ведут себя панибратски, полагают, что профессия актера крайне проста: вышел на сцену, произнес заученный текст – только и всего.
– Только недалеким, равнодушным или завистливым людям кажется, что актерская профессия проста. Нужно иметь очень сильный внутренний мир, внутреннюю жизнь, всегда находиться в состоянии поиска, быть личностью. Право стоять на сцене – на возвышении – нужно заслужить! А то что же получается: люди покупают билеты, а ты как дурак там ходишь? Нет, это ведь как прийти в церковь...
– Что вы имеете в виду?
– Люди, которые служат в церкви, – служат великому, настоящему, самому святому. Поэтому они имеют право говорить; знают, как сказать и куда повести. И настоящий актер должен обладать этими качествами. Точнее – иметь на это право.
Ты выходишь на сцену и словно читаешь молитву. И если после спектакля люди говорят: «Спасибо вам! Как же хочется жить! Как же мне тепло!» – значит, ты сегодня не зря прожил день... А иначе зачем вообще выходить на сцену?
