Его судьба испещрена самыми невероятными взлетами и самыми жестокими падениями.
Его смешивали с грязью и превозносили до небес. Его запрещали, разрешали и снова запрещали. В конце концов смирились с ним, как с некой неизбежностью…
Режиссера Вячеслава Спесивцева мало кто знает в лицо. Зато вряд ли найдется человек, который ни разу не слышал его фамилию. Поколение 70-х наверняка вспомнит ночные костры у стен Молодежного театра на Красной Пресне. Поколение 80-х — километровые очереди у касс Театра киноактера...
МЕЖДУ ИЛЬИНСКИМ И ЦАРЕВЫМ
Но начиналось все с оглушительного провала, который, казалось бы, раз и навсегда ставил крест на его мечте о театре.
— На вступительные экзамены в Щепкинское училище я пришел последним, — вспоминает Спесивцев. — Смотрю: сидит женщина — пожилая, седая, полусонная. Вдохновенно читаю свою программу... И вдруг она меня прерывает. «Знаешь что, мальчик. Тебе лучше быть инженером». И все! Для меня мир перестал существовать. Удар настолько был силен, что я не стал пробоваться больше ни в один театральный вуз.
Слава решил поступать в Цирковое училище. Все-таки клоун — тоже артист, утешал он сам себя. Как ни странно, его приняли.
Но на третьем курсе в квартире Спесивцева раздался звонок, который перевернул размеренную жизнь начинающего циркача с ног на голову. Звонил его приятель еще по театральной студии Дворца пионеров Витя Татарский, которому с третьей попытки все-таки удалось поступить в «Щепку».
«Слав, — сказал он, — мы сейчас сдаем общий этюд. Знаешь, на какую тему? Цирк. Приди, помоги». Спесивцев и не думал отказываться…
На одной из репетиций худрук курса, знаменитый актер Игорь Ильинский, подозвал к себе едва знакомого паренька и голосом, не терпящим возражений, пробасил: «Спесивцев, хотите у меня учиться? Без экзаменов беру». От волнения Слава еле смог ответить: «Конечно, естественно...»
Уже в конце первого курса Спесивцев получает роль в Малом театре. После каждой репетиции Ильинский говорил: «Спесивцев, пройдемся до моего дома», — однокурсникам оставалось только облизываться.
— Мы идем с ним — все останавливаются, — рассказывает Вячеслав Семенович. — Ильинский же — популярность бешеная! Но после третьего курса Ильинский сказал: «Все, ухожу».
Мы, студенты, влюбленные в него, недоумевали: как, куда?! «А что, — говорит, — я получил профессора, достаточно».
Но кто пришел на курс? Царев — художественный руководитель Малого театра и злейший враг Ильинского. Они не разговаривали друг с другом 25 лет. Из-за того, что одному казалось, что этот предал Мейерхольда, а другому — что тот. И уже давно бы съели друг друга, не будь они такими великими.
При первом знакомстве Царев долго вглядывался в каждого из студентов своего курса: Иванов... Петров... Сидоров... Спесивцев... И тут Слава услышал, как один из педагогов прошептал на ухо Цареву: «Любимчик Ильинского». «Все, — подумал Спесивцев, — жизнь кончена». Только что он переиграл весь репертуар Ильинского, перед ним открывалось блестящее будущее... И тут все в одночасье рушится.
ЛЮБИМОВ И ВЫСОЦКИЙ
Но Вячеслав особо и не рвался в Малый. С его величественными, но все-таки застывшими формами. Спесивцеву хотелось движения, модерна, театрального эксперимента. И он пошел к Любимову на Таганку. Тем более тот сразу сказал: «Я возьму тебя как артиста, как постановщика пантомимы... и, может быть, даже как режиссера». «Как режиссера» — в этих словах для Спесивцева звучала особая магия.
— На Таганке все вроде бы складывалось неплохо. Играл в «Пугачеве», «Гамлете», «Павших и живых», «Антимирах», «Десять дней, которые потрясли мир»... Но я обнаглел настолько, что внутри популярнейшего тогда Театра на Таганке стал создавать свою труппу, - улыбается Спесивцев - Принес пьесу, предложил нескольким ведущим актерам сделать свой спектакль...
Любимов узнал, вызвал. «Ты чего, с ума сошел?! При мне?!» — «Но вы же мне не даете», — говорю виновато.
Не один раз я приносил Любимову новые пьесы с просьбой хоть что-нибудь поставить самому. Ответ всегда был один и тот же: «Подожди». Год «подожди», два «подожди»... Как-то, помню, сказал Валерке Золотухину: «Я уйду из театра». От удивления он только вытаращил на меня глаза.
Но Спесивцев ушел. Друзья-таганковцы — Золотухин, Высоцкий — как могли, отговаривали его от поспешного шага: «Слава, ты идешь из популярнейшего театра, и куда — во Дворец пионеров. Ты с ума сошел!»
«ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ СТАНЕШЬ ЗНАМЕНИТЫМ»
— Первый спектакль — «Восхождение». И фиаско полное! — хватается за голову Спесивцев. — Кому-то из начальства пришло в голову показать премьеру в день последнего звонка. Пришли полупьяные школьники: спектакль им по фигу, в зале стоит гогот. Я подумал: мое искусство им попросту не нужно. Все — крах, конец, жизнь закончилась!
Но параллельно я ставил еще один спектакль — «Ромео и Джульетта». На грани отчаяния набираю номер своего учителя — Ильинского. «Придите, — говорю, — пожалуйста, посмотрите спектакль. Если скажете — плохо, вообще закончу с режиссурой». Ильинский долго сопротивлялся: «И не упрашивай, не пойду. А если не понравится — я же тебе скажу все». — «А мне надо, чтобы вы сказали все».
Ильинский пришел, посмотрел и сказал только одно: «Так, если я дозвонюсь до одного человека, через неделю ты станешь самым популярным режиссером страны». Надо было знать Ильинского: уж если он чего-то сказал — сделает обязательно.
Через месяц Вячеславу позвонила Галина Кожухова, зав. театральным отделом «Правды». «Спесивцев, — прорычала она в трубку, — ну достал меня народный артист Игорь Ильинский. Если бы я его так не уважала — послала бы к чертовой матери. Что ты там сотворил? Какую «Ромео и Джульетту»? Запомни: если мне не понравится, ух-х, что я с тобой сделаю».
Посмотрев спектакль, Кожухова сказала: «Нет, через неделю ты знаменитым не станешь. Через две».
После публикации в центральном печатном органе КПСС началась слава. Со всей Москвы, со всей страны народ повалил смотреть его «Ромео и Джульетту», где на одной сцене появлялось сразу четыре 16-летних Ромео и столько же 14-летних Джульетт. Кожухова стала водить на спектакли Спесивцева всю московскую элиту, начались первые зарубежные гастроли. Но тут-то у молодого и удачливого режиссера голова и закружилась.
— Любовь, — вздыхает Вячеслав Семенович. — До того же я все время занимался только театром, и мне было совсем не до любви. Да и молодежь моя вся перевлюблялась. Это же естественно, нормально — всем по 17-18 лет. Но начальство: «Как я, руководитель, допустил?!» В общем, обвинили в аморалке и безнравственности. И в конце концов уволили.
ГНЕВ И ВОСХИЩЕНИЕ МАРКЕСА
В 1976 году Спесивцеву дали жэковский клуб, всего на сто мест. Впоследствии ставший знаменитым Молодежным театром на Красной Пресне. Там он впервые поставил «Я пришел дать вам волю» Шукшина, «Прощание с Матерой» Распутина, «Аты-баты, шли солдаты» Васильева.
Чтобы достать билеты «на Спесивцева», народ записывался в очередь за месяц до спектакля. Зимой люди ночевали прямо возле касс, жгли костры. А закончилось все это спектаклем по Маркесу «Сто лет одиночества».
Несколько лет спустя он встретится с Маркесом. Это было в 1986-м. Знаменитый колумбийский писатель приехал на Московский кинофестиваль. После запланированной встречи с генсеком Горбачевым Маркес вышел на пресс-конференцию и с ходу огорошил журналистов: «Если вы сейчас начнете меня спрашивать, о чем мы говорили с Горбачевым, тут же уйду. Давайте говорить о жизни, о законе в вашей стране, о беззаконии... Что случилось? Почему вы так поступаете с Маркесом?» Народ зашумел, никто не понял, в чем дело. А писатель продолжал: «Здесь в Москве идет «Сто лет одиночества». И без разрешения автора! Да я под суд отдам этого человека!»
На следующий день Спесивцеву позвонил Серго Микоян, главный редактор журнала «Латинская Америка»: «У нас Маркес в гостях, требует тебя».
— Ну что делать, еду, — вспоминает Вячеслав Семенович. — Сейчас, думаю, Маркесу покажем спектакль - и будь что будет. Еле уговорил его заехать в театр на 15 минут. Маркес приехал, но вместо 15 минут просидел у нас три часа. После спектакля он подошел ко мне и сказал: «Ты гений!» «Напишите, что разрешаете ставить свой роман», — протягиваю ему официальный бланк.
Маркес поморщился: «Не интересно. У вас есть моя книжка?» — «Конечно». Даю ему русское издание его романа «Сто лет одиночества», на форзаце которого он пишет: «Разрешаю ставить мои произведения, но только Спесивцеву, и только в его театре».
СТРОПТИВАЯ МОРДЮКОВА
В 1989 году его бросили на растерзание в Театр киноактера. Полная противоположность Молодежному театру с его 13-18-летними артистами-подростками. Куда там — звезда на звезде: Крючков, Глузский, Мордюкова, Ладынина, Пуговкин, Вицин... Всего 244 артиста.
Там Спесивцеву, по его словам, было одновременно и весело, и страшно. Но вспоминает о годах, проведенных в Театре киноактера, он всегда с удовольствием.
— Мордюкова... Классная артистка. А боялась сцены. Говорила: «Я тебе 20 дублей в кинокамеру сыграю, а сцены боюсь». Она играла у меня в «Бесах» главную роль.
Однажды после первого действия ко мне вбегает помреж со словами: «Все, не можем дальше играть». Спрашиваю: «Что случилось?» — «Ушла Нонна Мордюкова». — «Куда?» — «Не знаю, ушла, и все».
Что делать, ума не приложу. И тут вспоминаю: рядом с Театром киноактера живет Татьяна Конюхова. Говорю: «Мы успеем. А вдруг она дома». Позвонили — дома. Но говорит: «Я не буду играть. Как это, только что играла одна артистка, и тут я». — «Таня, — умоляю ее, — а ты в пол-оборота, спиной...» В общем, уговорил.
На следующий день знаменитый критик Лев Анненский написал: «Все-таки что такое актерское мастерство. Первое действие — Мордюкова: шикарные мизансцены, открытое лицо, величественно русское... Во втором действии Спесивцев поставил ее в такое положение! Она почти не поворачивалась к залу. И все равно Мордюкова была великолепна».
Нет, это были грандиозные артисты: они меня и любили, и ненавидели. Не всем же доставались роли. Каждую неделю Олег Стриженов дарил мне железного слона, которого ему презентовали в Индии за картину «Хождение за три моря». Приходил, говорил: «Ты гений!» — и ставил мне на стол фигурку. Как только ссорились, заходил без стука в кабинет и забирал обратно. Они как дети…
Как ни интересно было в Театре киноактера, но без своего главного детища — Молодежного театра — Спесивцев уже не мог. И ушел. Сегодня, как и 30 лет назад, на спектаклях режиссера не бывает свободных мест…
