На Западе перед ним преклоняются – одна Нобелевская премия мира чего стоит! В России к Горбачеву отношение сложнее – развал Союза поняли и простили далеко не все.
Однако есть одна история, которая и у поклонников, и у противников последнего генсека вызывает самое искреннее сочувствие. История его любви и самой большой в жизни трагедии. О ней, о своей Раисе, 86-летний Михаил Горбачев рассказал в новой книге. Которая тем не менее получила название «Остаюсь оптимистом».
Наверное, весь грустный опыт человечества вылился в незатейливых словах «Время лечит». Это так. Но хоть боль и притупилась, рана ноет. Потому что мы с Раисой были привязаны друг к другу насмерть. Как это получилось, не знаю. Увидел ее один раз – и пошло. Все мы разделили – и драмы, и трагедии, и счастье огромное…
«МНЕ НЕ ХОТЕЛОСЬ ЖИТЬ»
Болезнь жены застала врасплох. В июне чудесно съездили в Австралию. Любовались природой, океаном, я много выступал. А в июле началась эта беда. Исследовали, исследовали, чего только не искали. Потом, когда сделали пункцию, все стало ясно.
За 60 дней, что мы не расставались в мюнстерской клинике (Раиса Горбачева лечилась и умерла в Германии. – Ред.), полностью перебрали пережитое. Она спрашивала: «Моя жизнь кончилась?» И смотрела в глаза, как всегда. Знала, что врать ей не могу. Я и не врал. Однако и всей правды не в силах был выговорить. Произнес только: «У тебя очень тяжелая болезнь крови». – «Рак?» – «Я не знаю. Но ты старайся, не сдавайся. Мы это одолеем».
К Раисе в палату нельзя было приносить прессу, чтобы не попала инфекция. Однажды я нарушил запрет, и в «Известиях» вышла заметка под заголовком «Леди Достоинство». Прочитал ее вслух, и вдруг она заплакала: «Неужели для того, чтобы люди все поняли, я должна умереть?» Грустно…
За три дня до 46-й годовщины нашей свадьбы она ушла от меня. Не приходя в сознание. Слова последнего не сказали друг другу…
Уход Раисы стал огромным испытанием. Вся семья осиротела: и дочка, и внучки. Это нас еще больше сблизило. Тем не менее я долго чувствовал себя одиноким. Не хотелось жить, откровенно говоря. Я даже как-то не выдержал и сказал об этом вслух, хотя такая несдержанность за мной не водится. Ирина (дочь. – Ред.), Ксюша с Настеной (внучки. – Ред.) – только они оказались спасением.
Какого-то реального мгновения, когда внезапно «отпустило», не существовало. Просто я понял, что нельзя все глубже и глубже погружаться в отчаяние, тонуть в нем. Жизнь – от Бога, и никто не вправе иначе на это смотреть...
«ОНА ОБОЖАЛА МЕТЕЛЬ»
.jpg)
В декабре 1991 года я боролся до конца. Раиса, естественно, очень тяжело переживала. Особенно хамство, с которым нас вышвыривали одновременно из президентской квартиры и с дачи. Объявили: «Немедленно. За сутки». Мы тогда в спешке сваливали в кучу личные вещи. Грузили в машину.
А какие-то типы ходили следом и вели оскорбительную ревизию, подозревая, что Горбачевы будут тащить казенное имущество. Грубо спрашивали:
«Куда делась эта мебель? Та?» Коменданты говорят: «Да нет, все в наличии – по списку».
Господи! Какая мебель?! Что за народ! Такая мелкая мстительность!
Раисе всегда претила казенщина. Не любила она громоздкую мебель. Первым делом в какой-нибудь чулан выносились ковры, чтобы пыль не заводить. Вместо этого на стены вешался иконостас из семейных фотографий, и дом сразу наполнялся теплым человеческим духом.
Она фанатично поддерживала порядок в самых никудышных коммуналках, где мы обитали. В убогих съемных квартирах. Она была чистюля. А что касается временности жилья, то Раиса иногда говорила: «Хорошо бы иметь свой домик где-нибудь в теплом месте, на берегу моря». Но это вскользь, мимолетно, абсолютно неосуществленные грезы.
Странная вещь: мечтая вроде о юге, она обожала метель. Только метель начиналась, Раиса меня тянула: «Пойдем погуляем». Порой выходили и блуждали в настоящий буран. Метеорологические пристрастия жены стали и моей стихией. А что? Метельная страна, метельный народ…
«КАК ВСЕ ЖЕНА ОСТАВИЛА, ТАК И ЕСТЬ»
Некоторое время назад мы «чистили» огромную домашнюю библиотеку. От каких-то изданий отказались. Но весь блок Раисы Максимовны – философские, политологические книги – полностью оставили. И на прикроватной тумбочке как лежали два томика, которые она читала последними, так и остались лежать.
На даче я ничего не трогаю. Разве что-то из мелочей добавляется. При жизни Раисы мы разделили рабочий кабинет стеночкой: по одну сторону – стол жены, по другую – мой. Некоторые советуют сделать перестановку, говорят: «Зачем себя истязать?» Но у меня рука не поднимается что-либо менять. Как все жена оставила, так и есть.
Почти весь гардероб Раисы я сохранил в неприкосновенности. С каждой вещью жены у меня что-то связано. Например, в сером костюме с вишневой блузкой я ее полюбил – студенткой. В спальне висит эта давняя прекрасная фотография, где Раиса снята перед выпускным вечером в МГУ.
Жена знала, что понравилась мне в том наряде, и позднее не раз использовала сочетание двух любимых цветов. Я нет-нет и открою шкаф. Запах ее духов, целый мир всяких тонкостей женских. До одного ящика руки долго не доходили. А тут зачем-то полез и обмер: ее колготки! И представляете, надписи – к какому костюму какие.
Мне нравилось, что жена следит за собой, красиво одевается…
«ОНА СТРАДАЛА ИЗ-ЗА БРАТА»
.jpg)
Раиса отличалась жизнелюбием, но одновременно была очень ранима. Первое, что терзало ее душу, – любимый брат Женя Титаренко. Умница. Одаренный, добрейший человек. Окончил Литинститут… И спился вдребезги.
Бывало, утром мне докладывают: Евгений появился из Воронежа, его нашли в скверике пьяным. Он какое-то время жил у нас. Мы его лечили. И в ЦКБ, и в психоневрологической клинике… Но Женя не хотел жить ни с нами, ни с мамой. Это же контроль. А ему надо было, чтобы никто не мешал. За ночь, работая над книгой, мог выпить бутылку водки или коньяка.
Раз Иришке преподнес подарок – сушеную воблу. Представляете ужас Раисы? Она страшно страдала, видя, как он деградирует. Такой парень! Женя написал несколько романов. Я помню два: «Обвал» и «Огнепоклонницы». Еще поддразнивал: «Ты что, идешь по стопам Гончарова? Все на «о»...» Привязаны мы были к нему здорово. А Раиса – та испытывала просто болезненную нежность. Горе: сорвался человек – и конец.
«ЖИЛИ ОЧЕНЬ БЕДНО, НА ГРАНИ»
Мы с Раисой были очень самостоятельными – таковы наши натуры. Поженились, даже не поставив в известность родителей. Сначала снимали маленькую 11-метровую комнатушку в частном доме. Затем несколько лет обитали в коммуналке, где на семь семей один туалет и кухня. Жили бедно, очень бедно, на грани...
Иринку в два с половиной года пришлось отдать в детский сад. Возвращаясь вечерами, я, случалось, заставал мое семейство в слезах. Из-за загруженности на работе Раиса порой опаздывала забрать дочку, и та плакала: «Вы меня бросили»…
По большому счету, мне кажется, взрослые дети должны жить самостоятельно. Наверное, такая модель современна. Но как же мы нуждались в помощи старших! А этот вечный российский вопрос: где взять жилье для молодой семьи?!
У дочки была другая ситуация. Когда Ирина в 1978 году вышла замуж за Анатолия Вирганского, оба учились. Совместная жизнь с нами в хороших условиях была для них большим благом. Но потом дочь сказала, что они хотят жить самостоятельно. Мы отнеслись с пониманием. Позже я узнал, что не все у них ладилось. Ирина считала, что если они будут жить отдельно, возможно, удастся преодолеть недопонимание. К сожалению, этого не случилось. Они разошлись.
В 2006 году Ирина второй раз вышла замуж – за бизнесмена Андрея Трухачева. Уже более десяти лет они вместе. У Ирины есть две дочери, мои внучки – Ксения (1980 года рождения) и Анастасия (1987 года рождения).
В 2008 году у Ксении родилась дочь, девочку назвали Александрой. Каково ощущать себя прадедушкой? Вы знаете, слезы текли от радости и от печали. С одной стороны, это великое счастье, но, с другой стороны, и последняя фаза человеческой жизни… А недавно у Насти родился сын. Назвали Никитой. Семья растет, я уже дважды прадед!
«ВНУЧКИ ЕЕ ОБОЖАЛИ»
Я очень рад, что Ирина многое переняла от матери и добавила от себя: в доме демократичная атмосфера, все равны, и чем меньше человек, тем больше у него прав. И девчонок Иришка воспитала в духе свободы. У Ксении и Насти доверительные отношения с матерью. Со мной, чтобы обсудить вопрос, внучек хватает минут на 15-20. А вот с мамой шепчутся по два-три часа. Ну и отлично.
Мои внучки не избалованные и не черствые. Да и откуда этому быть? Наши теплые семейные отношения всегда были у них на глазах. Маленькими они в первую очередь ощущали это. И, вероятно, полагали, что так вообще устроен мир.
Ксении было 10 лет в 1990 году, они с Раисой стояли на гостевой трибуне Мавзолея, а мимо шли демонстранты с оскорбительными плакатами в мой адрес. Я повернулся и ушел. Ксюшка всхлипывала, повторяла: «Дедуля, за что?»
Раиса Максимовна была требовательна к внучкам. Праздность она точно осуждала. Сплошная учеба! Где только Ксения и Настя не экспериментировали – в музыке, балете, спорте... Раиса была на редкость требовательным человеком. Это распространялось на всех. Расти в особой семье для девочек по-своему было нагрузкой. Скажем, существовала договоренность, как вести себя в случае обращений. Позицию выработали определенную: через детей каналов в принципе быть не может. В ответ на просьбы научили говорить: «Идите в ЦК, Кремль, есть приемные, встречайтесь, передавайте письма. Мы не уполномочены, не имеем права».
Вообще же Раиса нежно обращалась с девчонками. Возилась с ними много и не уставала. Они ее обожали…
Своим внучкам я редко читал сказки. Но в поездках мы с женой обязательно заходили в книжные магазины, привозили домой необычные детские издания. А младшая к нашему возвращению готовила семейную стенгазету. Где-то же они спрятаны, те газеты. Раиса так ими гордилась…
«КУСОК ДУШИ УШЕЛ С РАИСОЙ»
Так получилось, что после моей отставки нас поселили на той государственной даче, где мы обосновались вначале, перебравшись из Ставрополя в Москву. Сама дача плохая.
Неуютная, да и рассыпается уже. А территория – замечательная, большая. Чем мне и нравится. Настоящий лес. Здесь мы с Раисой много ходили. На этих дорожках много чего было сказано! И сейчас столько грустных мыслей в голову приходит… Это невозможно выразить словами. Воспоминания не становятся размытыми, нисколько не бледнеют.
Каждый вечер я остаюсь совсем один. Ложусь спать часа в два. Это еще президентская привычка дурацкая. Вынужденная. Возвращался домой после десяти. Мы с Раисой обязательно гуляли, затем снова садился за письменный стол…
Тишина, все улеглись. Уютно сидеть одному в окружении книг. Это во мне осталось. Пишу, читаю много газет, журналов.
Я постоянно вижусь с Ириной и внучками. Но иногда чувствую потребность побыть одному. Спустя время после того, как перестал быть генсеком и президентом, с удивлением нашел в своем нынешнем состоянии массу преимуществ. Это неизведанное ощущение: я абсолютно свободный человек.
Я сохранил интерес к жизни. Думаю, я – прежний Горбачев. Но, безусловно, такой кусок души ушел с Раисой, что, может, мне это только кажется…
