Красота – это, конечно, страшная сила. Но награда или все же наказание?.. Вопрос риторический.
В молодости красотой и талантом Маргарита Терехова прошибала любые стены, не было для нее преград. Теперь же, в 75 лет, актриса предпочитает не выходить из дома. И что остается? Одни лишь воспоминания…
– Очень важной для меня стала советско-болгарская картина 1966 года «Бегущая по волнам» (по-болгарски это звучит как «Бягаща по вълните») по моему любимому роману Александра Грина.
Сценарий создал еще не опальный, но уже известный драматург и бард Александр Галич.
В этом фильме у меня было две роли: владелицы яхты Биче Сэниэль и Фреззи Грант – спасительницы моряков, потерпевших кораблекрушение.
Съемки шли в старинном болгарском городе Несебр. Была замечательная атмосфера. Я снималась вместе с великолепным болгарским актером Савой Хашимовым – потрясающе красивым человеком, и очень талантливым вдобавок.
В своей стране к тому времени он уже был популярным артистом. Выйдя на сцену даже в маленькой роли, мог просто стоять в стороне, но взоры всех зрителей в зале были устремлены только на него.
Сава родился чуть раньше меня, в 1940 году, в городе Плевен. Как и я, окончил школу с золотой медалью. Как и я, пошел в актеры не сразу – поступил сначала в химико-технический институт. Как только мы начали сниматься в «Бегущей по волнам», Сава сразу влюбился в меня, начал преследовать всюду.
Он был женат, но так вышло, что после съемок развелся и сделал мне предложение. Я была уже на четвертом месяце беременности, когда закончилась работа над фильмом. Сава из Софии прислал мне письмо, в котором писал, что женится на мне. «А меня ты спросил?» – возмутилась я. Но устоять перед его обаянием было невозможно.
Сава переехал в Москву. К этому времени у нас уже родилась Анечка. Своей жилплощади у нас тогда не было, приходилось ютиться в актерском общежитии на Каретной улице, возле театра «Эрмитаж»...
– Встреча с Андреем Тарковским – одно из самых главных событий в моей жизни. В 1972 году я пришла на «Мосфильм» на пробу в фильме «Солярис». Я не знала тогда Андрея в лицо. Увидела симпатичного человека среднего роста. Он поглядывал на меня как-то хитро, внимательно. Мы зашли с ним в лифт, поднялись на какой-то этаж, пошли по коридору. И вдруг я стала замечать, что он идет со мной рядом, заходит в ту же дверь, что и я. Тут до меня стало что-то доходить, я начала догадываться, что это не случайность...
Внезапно он стал говорить о моих волосах. Я распустила волосы, провела по ним рукой. «Замечательные волосы!» – сказал он мне. В итоге пробу мы сделали, но в «Солярис» я не попала, роль играла Наталья Бондарчук. Однако моя первая встреча с Тарковским оказалась незабываемой…
Спустя какое-то время Тарковский вызвал меня на пробу на «Мосфильм». Я помчалась. Помню, бегу через небольшой садик, волосы на ветру развеваются, платье трепещет. Я тогда и не знала, что меня приглашают пробоваться на главную роль в фильме «Зеркало». Мои пробы проходили удивительно спокойно, я достаточно уверенно себя чувствовала, но, вероятно, тайное волнение все равно было, потому что, выйдя прямо на камеру, я вдруг сказала: «Андрей Арсеньевич, а «Мастера и Маргариту» когда будем снимать?»
Не знаю, что тогда со мной происходило, почему я это сказала, но рядом с ним у меня было ощущение полной свободы. А Андрей – зеленоглазый, великолепный – так с прищуром посмотрел на меня: «Ну, кто Маргарита, я примерно догадываюсь, а кто Мастера сыграет?» Я говорю: «Как кто?! Конечно, Смоктуновский!» Андрей: «Ну не знаю… Может быть, я?»
Каждый вечер перед съемками очередной сцены «Зеркала» Андрей собирался с оператором Рербергом и художником Двигубским, и они по три-четыре часа говорили о завтрашней съемке, в которой и так была выверена до точечки каждая мизансцена. Какое-то время я тоже присутствовала на этих вечерах и с восторгом слушала их разговоры. Это и была высшая школа!
Ясно, что своим присутствием я несколько отвлекала режиссера и оператора, но они никогда напрямую мне не говорили об этом. Лишь однажды после вечерней беседы накануне очередного съемочного дня Тарковский попросил меня не приходить больше. «Когда ты рядом, я начинаю думать о другом», – сказал Андрей мне тогда. Потом он признался: «Хорошо, что я влюбился в Риту только к концу съемок. А то фильма могло и не быть».
– Перед съемками фильма «Кто поедет в Трускавец» я поставила условие, что в силу занятости сниматься буду только с Александром Кайдановским, с которым мне очень легко работать.
Это был конец 1970-х, самые глухие годы. Сашу тогда даже на негодяев не утверждали. У нас вообще была тенденция: если настоящий, сильный, похожий на мужчину человек, и очень одаренный при этом – нельзя его снимать в положительных ролях. Короче, я поставила условие, и его взяли.
Но на съемках мы с Сашей даже повздорить сумели. Там рядом с ним была его жена Женечка Симонова со своим милым животиком: к тому времени она была беременна. Приехала и стала приходить на все наши репетиции, наблюдать. Я говорю: «Женька! Ты хоть на любовных сценах дай нам друг на друга посмотреть!» А она: «Мне интересно!» А пузо такое большое, что не поспоришь!
По сценарию у нас должна была быть одна постельная сцена. Но шел же 1977 год, нужно было ее сыграть так, чтобы секса там как бы и не было. Нас закутали в простыни: Саша лежит, я на нем.
«Вы смотрите на меня нетворческим взглядом», – замечаю ему я. Нас начинают снимать, я работаю. А потом Саша мне вдруг заявляет: «А я вижу эту сцену совершенно по-другому». Ах, он еще мне что-то подсказывать пытается! Разозлилась я страшно: «Не ты работаешь, а я! Лежи спокойно и молчи, я сама все сыграю».
Мы, как дети, обиделись друг на дружку, после этого он со мной поссорился. Такой был характер. Но все же съемки закончились благополучно, я уехала. И вдруг мне сообщают, что срочно надо приехать, чтобы озвучить фильм. Я пытаюсь вырваться, но никак не могу: съемки, гастроли, работа в театре. Прошу их меня подождать... Не подождали, взяли дублершу, даже ничего мне не сообщив. И теперь моя героиня в фильме «Кто поедет в Трускавец» говорит не моим голосом. Но сам фильм замечательный.
– Что касается меня, то партнер по фильмам или спектаклям воспринимается мною как товарищ в самом исконном смысле слова. Влюбленность мне всегда мешала в работе. Так что с моей стороны к Мише Боярскому был интерес, но о любви и речи быть не могло – я с ним только по делу общалась.
Влюбленность с его стороны, может быть, и была, потому что, мне кажется, Миша влюбляется во всех партнерш, с которыми работает. Вообще, он очень влюбчивый...
У Боярского в «Собаке на сене» была первая серьезная роль – роль романтического влюбленного юноши. До этого он играл либо котов (как в сказке «Голубой щенок»), либо волков (как в детских фильмах «Мама» и «Новогодние приключения Маши и Вити»).
Сначала Мише дали маленькую роль смешного пылкого жениха (ее потом сыграл Караченцов), а затем ему предложили роль Теодоро. Потом у Боярского решили ее отнять, посчитав почему-то, что роль героя-любовника ему не дается. Но это была действительно самая первая его большая роль, поэтому, наверное, он был немножечко растерянный...
Когда Теодоро говорит Диане о своей любви к служанке Марселе, Диана, ревнуя, восклицает: «Мошенник! Дрянь! Я бы должна убить такого!» – и бьет его по лицу. Ян Фрид (режиссер картины. – Ред.) говорит мне: «Ударяй его легонько, едва касаясь». И Миша должен был отступать, прикрываясь еще и плащом.
И тут началась борьба с режиссером, потому что я эту сцену видела совсем иначе. Ян Борисович был всегда такой изысканный, элегантно одетый, если бы я ему заранее начала говорить свои предложения, он бы просто повернулся и ушел. Это можно было решить только на площадке. Я ему: «Как вы себе это представляете? Мы же любовь, страсть, ревность настоящую играем!» А в это время зрители стоят и наблюдают за процессом. Я поворачиваюсь к ним, кричу: «Товарищи! Если мы играем настоящую любовь, должна я бить по-настоящему?» Они мне: «По-настоящему!!!»
Когда я ударила Мишу рукой, у него аж слезы из глаз брызнули! Оказалось, что до этого его никто и никогда по лицу не бил. Когда он немного оправился, мы сняли еще несколько дублей. Но думаю, что Миша Боярский все-таки на меня за это не в обиде. Это же работа...
Образ Миледи – особый для меня. И атмосфера на площадке была изумительной. На съемках действительно словно мушкетерский дух витал.
Буквально в первые дни съемок мы разделились на «злодеев» и «добродеев». «Злодеи» были абсолютно целомудренны, вели безобидный образ жизни. Собирались отдельной командой и играли в детские игры по вечерам, чинно ходили на море купаться: я, Трофимов-Ришелье и композитор Макс Дунаевский. А наши мушкетеры… Пусть они сами расскажут, как жили, как себя вели, как резвились...
Однако в период работы над ролью Миледи вокруг меня как будто стали вихриться силы зла. Иначе я не могу объяснить то, что происходило.
Скажем, мне нужно было нарисовать клеймо в сцене, когда тайну Миледи случайно узнал д’Артаньян. Нарисовать захотел сам режиссер Хилькевич, он ведь еще и художник. Юра говорит: «Сейчас я тебе нарисую», – вдруг замолкает, а потом начинает всех созывать: «Посмотрите, у нее на плече красное пятно в форме лилии – его нужно только обвести!» Представляете?!
Он позвал всех и просто обрисовал лилию, выступившую на моем плече. Я женщина нервная, мне это показалось странным. Сыграли мы эту сцену. Но чем дальше, тем страшнее. Начали происходить какие-то необъяснимые вещи: волосы у меня стали выпадать пучками, сумку потеряла, потом потеряла билет, с которым должна была лететь на гастроли.
Мне кажется, что это и есть тот самый натуральный замес эмоций, энергии и каких-то потусторонних явлений, на котором и держалось все.
После появления фильма дети часто спрашивали меня: «Зачем ты убила Констанцию?» А я им всегда отвечала: «Ничего подобного, никого я не убивала и не травила! Можете сходить в театр «Ленком» и посмотреть на Констанцию – Иру Алферову. Все в порядке. Работает, прекрасно себя чувствует, слава богу!» Но уж если дети так спрашивают, а они прекрасно чувствуют любую фальшь, значит, люди поверили мне, моей Миледи…
Фото Б.Кремера