Леонид Якубович рассказал об ужасах «народной любви»
От Москвы до самых до окраин – ну просто все знают Якубовича! Наверное, ни в одном уголке страны от народной любви телеведущему не спрятаться, не скрыться. Доходит до смешного, даже нелепого. Вот какие истории рассказал Леонид Аркадьевич в своей автобиографической книге, которая выходит к его 75-летию.
Когда прихожу навещать родителей на Ваганьковское кладбище, я практически регулярно слышу:
– Ой, Леонид Аркадьевич! Как я рада вас здесь видеть!
Это сначала удивляет, и ты шарахаешься от каждого незнакомого «здрасте!», потом постепенно к этому привыкаешь, как к чему-то обыденному и привычному, как дождь, снег, облако, запах домашних котлет, твоя подушка и прочие давно живущие рядом с тобой вещи.
Это приятно! Приятно, как вдруг улыбка постороннего человека! Как чья-то рука, приветливо махнувшая из окна автобуса!.. Привычными становятся автографы и просьбы «сфоткаться на память»! И это тоже, не надо врать, приятно и привычно.
Правда, иногда это приобретает какие-то уж очень причудливые и неожиданные формы, к которым, как ни старайся, привыкнуть не можешь никогда!..
Пик «Поля чудес».
Все узнают. Все здороваются. Естественно, если три года мелькать по телевизору в каждом доме каждую пятницу, тебя все знают как родного!
Июль… Жара… Десять утра…
Я, в смокинге и бабочке, выхожу из дома на съемки! Уже около лифта слышу голос соседки напротив:
– Леонид Аркадьевич! Леонид Аркадьевич!
Я, естественно, подхожу. Я ее прекрасно знаю. И ее, и ее мужа, и сына ее тоже. Она, чуть приоткрыв дверь, в щелочку говорит:
– Леонид Аркадьевич! Будьте любезны, выбросьте, пожалуйста, помойное ведро!
Ну, и ничего особенного, ко мне с какими только просьбами не обращались. Подумаешь, помойное ведро! И пока я все это в мозгу перемалываю, она открывает дверь, протягивает мне ведро и шепчет:
– Пожалуйста, а то я совершенно голая, вдруг кто-нибудь увидит…
Я потом ехал в лифте, прямо слезы на глаза! Что значит «кто-нибудь»? А я тогда кто?..
«Юморина» в Одессе. Вы даже представить себе не можете, что это за буйство смеха, музыки и всеобщего веселья! «Юморина», да еще в Одессе! Да еще созвал Жванецкий! Естественно, съехались все!
Мы живем в огромном номере гостиницы «Лондонская» на Приморском бульваре! Мы – это я, Фима Смолин и Витя Биллевич!
Утром врывается Ярмольник с криком:
– Что вы тут сидите, уже все пошли на Дерибасовскую! Там открытие!
Мы говорим:
– Ты с ума сошел! На какую Дерибасовскую? Там толпа! Ты вообще представляешь, что там творится? Открытие в 12, куда мы сейчас пойдем, зачем? Пусть толпа пройдет, а мы потом.
– Вы что, с ума сошли! Все наши там! Жванецкий просил быть всем! Пошли, пошли!
И мы пошли. А как не пойти? И дело даже не в Жванецком. Ленька из породы людей, которым легче дать, чем отказать. Он мертвого из гроба достанет, если ему нужно! И сопротивляться бессмысленно, все равно будет, как он хочет.
Я знал, чем это может кончиться. И Фимка знал, и Витечка. Но мы пошли.
Все было организовано, в смысле проход колонны сатириков и юмористов во главе с «Одесскими джентльменами» под оркестр по Дерибасовской. И разметка, и площадки для выступлений, и даже милиция с цветами и плакатами!
Но это же Одесса! Там каждый день, каждый дом, каждый перекресток, каждый куст – праздник! А тут «Юморина»! Вакханалия веселья!
Естественно, колонну разодрали на автографы! Кого качали, кого целовали, кого поили, кого уже утащили к себе домой. Нас оттащили в сторону несколько милиционеров, взяли в кольцо и поволокли сквозь ликующую толпу обратно к гостинице.
И уже около входа сквозь оцепление продралась разудалая пышнотелая молодуха, подскочила ко мне, сунула в руки тюбик помады и с воплем: «Аркадич, распишись хоть здесь!» – повернулась задом, наклонилась и задрала юбку на голову.
Толпа взревела так, что покачнулся Дюк на пьедестале! И я помадой написал на двух ее половинках «Поле» и «чудес»!
Нас с Александром Иншаковым приглашают летом в июле на детский фестиваль «Орленок» под Туапсе.Только что вышел фильм «Крестоносец», где он в главной роли. Народ в восторге! Афиши, рецензии, статьи, фотографии во всех журналах!
И вот нас с ним привозят во Внуково ровно в тот день, когда уже как третьи сутки отменены все рейсы. Черт его знает почему. То ли керосина нет, то ли самолетов, то ли летчиков, то ли ни того, ни другого, ни третьего!
Воскресная ярмарка в Стамбуле, базар в Бухаре, толпа «челноков» на Казанском вокзале, лежбище котиков в брачный период ничто в сравнении с тем, что творилось в зале ожидания! Мужчины, женщины, дети, чемоданы, тюки, детские коляски – все это вперемешку на стульях, на полу, на подоконниках, на лестницах! И все это орет, храпит, ест, пьет, курит, визжит оглушительно! И над всем этим регулярно громогласное: «Граждане пассажиры! Ваш рейс номер … задерживается до 9… 10… 12… 15…» И так далее до бесконечности!
Всякий раз после объявления людское море с ревом вздыбливается девятибалльным штормом и потом медленно опускается в уже опостылевшее безразличное ожидание.
И тут появляемся мы с Санечкой! Как два сизокрылых голубя, как два виденья «чистой красоты», спустившиеся с облаков, чтобы забрать их всех с собой на небеса. Естественно, тут же нас начинают рвать на «маленьких Иншаковых» и «маленьких Якубовичей»! Саня говорит: «Стой тут, я сейчас все устрою!» – исчезает в зале официальных лиц и делегаций. А я тут. Уже весь помятый, весь в чьей-то помаде, с оторванным «на память» рукавом, прижатый в углу, как зверь загнанный,зыркаю глазами, куда бы деться.
Какой-то мужик повис на мне, орет: «Аркадич, распишись, я твой кумир!» Все, думаю, пропал! Вдруг вижу – дверь в мужской туалет приоткрыта наполовину и загорожена стоящей наискось шваброй. И там здоровенная тетка в сиреневых портках до колен, подоткнув юбку, моет пол.
Я рванул туда! Заскочил, на цыпочках к кабинке и заныкался там! Тетка хоть бы что, ноль внимания, моет себе пол и моет. Я посидел, посидел, вышел, походил. Покурил. Ну, как сами понимаете, природа взяла свое, и я, уж извините, тихонько так притерся к писсуару. И тут как гром среди ясного неба, как выстрел из базуки: ба-бах! Меня вдавило в фаянс!
А это она плашмя с маху шарахнула швабру об кафельный пол, ногой распахнула дверь сортира и на всю толпу жутким пронзительным голосом заорала:
– Мартьяновна! Итить сюды! У меня «Поле чудес» ссыть!
За автографами рванули все: здоровые, больные, убогие, беременные тетки, носильщики, таможенники, билетеры, мамы с детьми…
Как я успел выскочить, понятия не имею!
Мы с Листьевым гастролируем по Золотому кольцу. Втроем, мы с Владом и Альбина. Заканчивается концерт в Сергиевом Посаде, и дальше у нас по плану Переславль-Залесский. Это семьдесят километров! Ночью! Снег, метель, мороз градусов под тридцать! Мы решили переночевать, а уж утром по солнышку…
Но тут Альбина прямо на дыбы: не хочу тут ночевать, едем сейчас! Что? Куда? Первый час ночи! Уперлась, едем и все!
Ну, едем так едем. Тронулись. Я впереди с водителем, они вдвоем сзади.
А надо сказать, у меня с детства прямо зуд на молоко. Я без него жить не могу! Раньше три литра в день, хоть убейся! Особенно если устал. А тут после концерта толком не отдохнули, так, чего-то перехватили на дорогу – и в путь.
Едем, а мимо деревухи, избы… Я прямо чувствую: есть тут где-то молоко! Не может не быть! Сижу и ною: давайте остановимся, молочка купим! Давайте, а? На минуточку! Купим – и дальше!
И, видимо, я Влада достал. Усы дыбом! Стой! Пусть идет за своим молоком хоть к черту на рога!
Остановились. Я вылез, смотрю – на противоположной стороне в избушке свет мелькает. Я и пошел! Через дорогу перебежал. Калитку с трудом отворил, тропинка узенькая. Я по ней по колено в снегу. Влад за мной! Куда один?! Стой, тебе говорят! Я тебе одному запрещаю!.. Ну, бредем. Я впереди, он сзади. Собака забрехала. Повторяю, второй час ночи!..
Дверка в избушке отворилась, и бабушка, маленькая такая, в байковой ночнушке, в валенках, с платком шерстяным на голове:
– Кто тама?
И тут я вступил в полосу света…
Она меня разглядела и тихо так, с придыханием, как на привидение:
– Яку-бо-вич…
И тут он из-за моей спины.
Она:
– И Листь-ев…
И сползла без памяти по притолоке!
Мы ее подняли, внесли в дом и почти до утра пили у нее чай с сушками!
Я в охотхозяйстве между Омском и Тюменью. Мне утром улетать. Первый рейс в семь с копейками. До города километров 300. Я, как обычно, за руль, Юрка, водитель шефа, рядом. Педаль в пол – и погнал!
Часов около половины пятого. Уже совсем рассвело, солнышко. Легкий туман в низинах стелется. Я пру под двести в час! Вдруг на пустой совершенно дороге гаишник! Машет палочкой.
Юрка говорит:
– Не тормози, Аркадич, номера известные, их тут все знают!
Но черт меня дернул, я по тормозам – и к обочине. Медленно, очень медленно идет ко мне через дорогу этот гаишник. Толстый такой, очень важный. И на лице издалека видно, зачем он идет! У него даже карман заранее оттопырен!
Я сижу. Окно открыл и сижу. Жду. Он подходит, наклоняется ко мне. Пауза. Он на меня смотрит, я – на него… Молчим.
Проходит, наверное, минуты две. Потом он выпрямляется, оборачивается и через всю улицу другому в патрульной машине орет хрипло:
– Слышь, Витек! Ну и херню мы с тобой вчера пили!
И, уже отходя, мне:
– А вы езжайте, езжайте.
И затопал прочь…
Отрывок из книги Л. Якубовича «Плюс минус 30: невероятные и правдивые истории из моей жизни»,
изд-во «Эксмо».
Фото Г. Усоева,
Б. Кремера