Он уверяет, что только в последние годы его перестали узнавать на улицах и громко кричать вслед: «Бу-ра-ти-но!»
Нет, Дмитрий Иосифов, сыгравший более сорока лет назад главную роль в культовом фильме «Приключения Буратино», от своего прошлого не отказывается, ту роль любит и ценит. Вот только устал немного…
– Честно говоря, я сам удивляюсь, неужели у меня осталось что-то общее с моим героем? – удивляется Дмитрий, когда мы встречаемся в коридорах «Мосфильма».
– Осталось-осталось. Когда улыбаетесь, в ответ так и хочется пропеть: «Скажите, как его зовут!»
– А между тем эта роль поначалу предназначалась вовсе не мне. Меня утвердили, не поверите, на Арлекино.
– А где вас нашли? Подошли на улице с извечным вопросом: «Мальчик, хочешь сниматься в кино?»
– Нет, в секции фигурного катания, где я тогда занимался. Причем когда увидел человека, который появился на тренировке и внимательно ко всем присматривался, то решил, что это пришли отбирать самых талантливых в сборную Советского Союза! Не меньше! Но, к моему удивлению, меня пригласили не в сборную, а на «Беларусьфильм» (мы с родителями тогда жили в Минске).
Бабушке, которая водила меня в спортивную секцию, объяснили: надо такого-то числа доставить мальчика на студию, где будут проводиться пробы для детской сказки – даже не сказали, какой именно.
Там меня утвердили, как уже сказал, на Арлекино. А вот главного героя – собственно Буратино – найти никак не могли. Говорят, что режиссер Леонид Нечаев тогда отсмотрел тысячи претендентов, но никак не мог подобрать нужного мальчика. И вот помощник режиссера сказал как-то, указывая на меня: «Посмотрите, парень вроде бы легко запоминает текст. Давайте, пока отсматриваем всех наших Котов и Карабасов, он им просто подыграет вместо главного героя».
Так я с ними со всеми и пробовался, зная, что на самом деле буду играть Арлекина. Прошло месяца два, и я наконец призвал к ответу Нечаева: «Дядя Леня, когда уже пробы закончатся? А то мне в школу пора». И тут все начали бешено хохотать: оказывается, съемки давно шли полным ходом. И не знал об этом только я один.
– Одни говорят, что сниматься в кино для ребенка – невероятный психологический шок, который оставляет след на всю жизнь. Другие – что, наоборот, с детства маленький актер учится работать, быть ответственным. Что думаете на этот счет?
– Лично мне съемки вспоминаются как один большой праздник. Единственное, что меня сильно напрягало – это мой новый нос. Ведь никто не знал, как должен выглядеть Буратино, поэтому экспериментировали прямо по ходу съемок.
Сначала мне приклеивали какой-то гуммозно-резиновый «отросток», потом перешли к более сложной конструкции: резиновая основа, которая крепилась к моему носу, а дальше – специально доставленный из Италии пенопласт (он был не такой пористый, как отечественный).
Длина носа тоже постоянно менялась, и это даже видно на экране. В начале фильма Буратино более носатый – разница сантиметра в два по сравнению с финальными сценами. Это было связано с мимикой: слишком длинный шнобель мешал мне двигаться, улыбаться, хмуриться, да и просто говорить.
Вообще, приклеивание носа было безумно занудной процедурой – каждый день часа по полтора минимум. К тому же мне полностью сбривали брови и волосы. Но самое ужасное начиналось уже на площадке. Поскольку часть съемок проходила в Ялте, было очень жарко. Лицо потело, нос чесался, а подлезть к нему никак нельзя. Жуть, одним словом.
– Бедный ребенок!
– Вот-вот, именно так говорила моя мама, которая постоянно протестовала то против одного кадра, то против другого. Поскольку она работала научным сотрудником по санитарии и гигиене (то есть разрабатывала нормативы для трудящихся Советского Союза), то точно знала, что на съемочной площадке все далеко от идеала.
Ведь согласно КЗОТу дети должны были работать не больше четырех часов в день, однако меньше 12 я на площадке не проводил. Вот она и пыталась как-то отстаивать мои права. Да так, что однажды маму даже пришлось насильственно удалять со съемок.
Снимали эпизод, когда Буратино висит на дереве вверх тормашками. И дерево, надо сказать, выбрали роскошное: прямо под моей головой находился во-о-от такой каменюга. Мама была неумолима: «Только не здесь, не сейчас, и вообще придумайте другую сцену». С ней не стали спорить: «Хорошо, как скажете, мы на самом деле собирались снимать этот эпизод в другой день». И вскоре отправили ее вместе с администратором за обедом для всей группы. А пока мама отсутствовала, быстренько все сняли.
– Но хотя бы материально такие опасности как-то компенсировались?
– Мне грех жаловаться. Леонид Нечаев выбил для меня персональную ставку – 600 рублей за весь съемочный период. Да еще мне заплатили и постановочные – тоже в размере 600 рублей. Только годы спустя Нечаев рассказал мне, что Ролан Быков был страшно обижен: из всей съемочной группы самую большую сумму режиссер «расписал» мне. Ему же, известному актеру, выделили лишь 200 рублей.
– К слову об известных актерах. В фильме собран потрясающий состав. Вы осознавали, какие люди вас окружают?
– Конечно, нет. Мне мама иногда говорила: «Смотри, сынок, рядом с тобой снимается Ролан Быков, он же такой известный!» – «Да? – удивлялся я. – А где он играл?»
Я Быкова, признаюсь, побаивался. Видел, как он заставляет Елену Санаеву по сто раз повторять одну и ту же сцену, чтобы добиться лишь ему понятного результата. А Баадур Цуладзе, который играл хозяина таверны, просто наводил на меня ужас: однажды во время съемок он так ткнул меня шампуром в бок, что я надолго это запомнил.
К Владимиру Этушу я относился настороженно. Даже когда он был без грима, я понимал: вот сейчас начнутся съемки, и он превратится в Карабаса. Поэтому ощутил себя в раю, когда снимали эпизод, где Буратино, сидя на дереве, кидается в Карабаса шишками: я бросал очень точно и очень больно.
Этуш в какой-то момент не выдержал: «Немедленно уберите этого мальчика! Он же все делает по-настоящему». Нечаев посмотрел на Этуша и невозмутимо произнес: «Давайте-ка еще один дублик». Видимо, тоже получал удовольствие от этой сцены.
– После такого успешного кинодебюта перед вами, наверное, не стоял выбор, кем быть?
– Вообще-то изначально я собирался поступать в Политехнический институт на отделение порошковой металлургии. И хотя после «Приключений Буратино» у меня было немало ролей, всерьез к профессии актера я (а скорее мои родители) не относился.
Мой отец работал инженером в машиностроении и активно привлекал меня к «настоящему» делу. Когда я учился в 10-м классе, ему поступил заказ от поляков на проектирование какого-то агрегата. Поскольку я отца очень уважал, то тут же пришел ему на помощь: целый год делал чертежи – ватманов 50, наверное, наваял. Поляки, видимо, остались довольны, а мы заработали неплохие деньги. Так что ничего удивительного в том, что я выбрал металлургию, не было. Вот только до института так и не дошел.
Поскольку вступительные экзамены в театральные училища проводятся чуть раньше, чем во всех «приличных» учебных заведениях, я решил просто попробовать себя – с помощью режиссера Леонида Нечаева. Он выступил моим гарантом не только в том, что я талантлив, но и торжественно пообещал приемной комиссии во ВГИКе, что я вырасту.
– В смысле?
– Дело в том, что к окончанию школу мой рост был всего 158 см. Не знаю, в чем причина, видимо, какая-то генетическая задержка. Но своего учителя я не подвел: на третьем курсе, буквально за считаные месяцы, вырос сразу на 22 сантиметра!
– После окончания ВГИКа столичные театры, наверное, дрались за такого статного красавца?
– Да вот как-то они меня проворонили (смеется). Пришлось отправляться в родной Минск. Там я начал работать в театре, потом окончил режиссерские курсы, стал снимать рекламные ролики, которые занимали первые места на разных профессиональных конкурсах. Затем моими роликами заинтересовались в Москве. Так, спустя семь лет, я вновь вернулся в Белокаменную. И здесь уже началась настоящая работа. От клипов я перешел на широкий метр. Сначала был сериал «Убойная сила», потом другие картины.
– Какие фильмы вам дороже всего как режиссеру?
– Наверное, все-таки «Убойная сила: Мыс Доброй Надежды». И потому, что снимался потрясающий актерский состав – Константин Хабенский, Михаил Пореченков, Гоша Куценко.
И потому, что из Африки, где шли съемки, мы с женой (она работала там художником по костюмам) привезли нашего сына Артема.
– Про жену! Вы ведь ничего не рассказали про жену! Она была вашей поклонницей?
– Нет, нет и нет. Более того, в ней мне понравилось в том числе и то, что она не увидела во мне Буратино. Ну а я ей в этом немного помог: рассказывал, что работаю грузчиком на плодоовощной базе, как тяжела эта работа, но как тем не менее мила: мол, ты же понимаешь, любимая, настоящий мужчина не должен бояться физического труда.
Потом, конечно, она узнала правду. И даже немного обиделась, почему я так настойчиво скрывал свое прошлое.
– Вы сказали, что привезли из Африки своего сына. Это ваш первый ребенок?
– Нет, старший, Андрей, уже давно взрослый парень. Средний – Антон, Артем – наш младший.
– Хотите, чтобы они пошли по вашим стопам?
– Старший уже и пошел. Не совсем по моим стопам, но пошел. Он тоже учился во ВГИКе, но у него – своя дорога в жизни. Ну а я, в случае чего, конечно, всегда помогу советом…