Режиссер Виталий Мельников – легенда отечественного кино.
Его картины давно стали классикой. Когда-то он снял «Начальника Чукотки» – для советских времен фильм колючий и двусмысленный. Потом были тронувший всех до слез «Старший сын», «Отпуск в сентябре» с острым социальным подтекстом, обнаженная Анна Самохина в «Царской охоте», Виктор Сухоруков в роли Павла Первого... В прошлом году Виталию Валентиновичу исполнилось 90, но он молод душой и по-прежнему с удовольствием вспоминает о своих любимых актерах.
– Виталий Валентинович, почему вам, совсем еще молодому режиссеру, доверили снимать «Начальника Чукотки»?
– К 50-летию советской власти кино должно было выдать что-нибудь революционное. Многие фильмы делались на поток. Одним из таких «шедевров» должен был стать «Начальник Чукотки». Ведь налицо все нужные компоненты: революционная Чукотка, молодой комиссар, борьба с американскими капиталистами. Но мы подошли к делу с юмором. Тем более что были времена хрущевской оттепели. И… вышло, что вышло.
– Как же пропустили? Юмор-то был близкий к сатире!
– Нам просто повезло. То ли у членов комиссии чувство юмора совсем одеревенело, то ли придраться было не к чему, то ли они тоже «оттаяли»… Но фильм даже премию комсомольскую получил.
И по всем аннотациям проходил как историко-революционный.
Правда, при выпуске один эпизод пострадал. В самом конце, когда ЧК изъял у героя деньги, его встречают бандиты с криками: «Кошелек или жизнь!» А комиссар говорит: «Уже!»
Так вот, в Госкино категорически постановили: «Изъять». Потому что нельзя было сравнивать ЧК с какими-то бандитами. Ну и изъяли…
А молодой Алексей Петренко, который играл бандита и впервые снялся в кино, тем временем раззвонил о своей роли всей театральной братии. На премьеру пришел Театр Ленсовета в полном составе во главе с Игорем Владимировым. Сели все, смотрят. Проходит весь фильм, а эпизода нет. Позор был грандиозный! Над Петренко смеялись долгое время.
– А почему главную роль вы доверили совсем не геройскому Кононову? Да и вообще, где его откопали?
– Миша Кононов снялся к тому времени у Калика в фильме «До свидания, мальчики!». Там я его и увидел. Но вокруг главного героя действительно завязались ожесточенные бои. Мол, не может быть таким комиссар. Он же по идее мужественный, а этот – Иванушка-дурачок… Хейфиц написал мне длиннейшее письмо о том, почему Кононов не подходит и к чему это все ведет. Но на мою сторону встал Юрий Герман, и Мишу отстояли. Как выяснилось – не зря.
– В те времена многие авторы и темы были под запретом. Как выкручивались?
– Мне повезло в том, что между телевизионными и киночиновниками был вакуум. За мной не следило Госкино, потому что картина вроде бы делалась для телевидения, а телевидение не следило – потому что фильм вроде художественный. Так я экранизировал две пьесы Вампилова, что было практически невозможно. «Утиная охота» была запрещена к репертуару театров, то же и со «Старшим сыном». Но на этом странном соревновании двух казенных государственных систем мы проскочили.
«Отпуск в сентябре» по «Утиной охоте» мы выдавали за антиалкогольный фильм. На это пошло телевидение. Я увез съемочную группу в Петрозаводск, чтобы никто не мешал, привезли на ТВ практически готовый материал. Нас похвалили, а потом… на восемь лет положили кино на полку.
– Евгений Леонов изначально планировался на роль Сарафанова?
– Участие в фильме Леонова было для меня главным условием. Потом подтянулась молодежь: Коля Караченцов, Миша Боярский. В то время они были не очень известными и впервые получили главные роли.
– Что случилось с актером Владимиром Изотовым, который играл младшего Сарафанова – Васеньку?
– У него не очень удачно сложилась жизнь. Володя ушел из кино, из театра. Сейчас я даже не знаю, где он. Говорят, что все это произошло по личным обстоятельствам – из-за несчастной любви. Но это лишь слухи, а на самом деле никто из ребят давно его не видел, даже Наташа Егорова, которая с Володей дружила. Когда участники «Старшего сына» собирались вместе, Володя не приезжал. Я знаю только, что он по-прежнему живет в Москве.
– У вас остались какие-то вещи на память от «Старшего сына»?
– Буквально 3-4 фото. Есть и первый снимок Евгения Леонова в образе Сарафанова. На одном из кадров мы с ним вместе в тогдашней «униформе» творческих работников – кожаных пиджаках. Это, по-моему, первые переговоры о картине. Помню, как только он услышал «Старший сын», сразу сказал «да». Переговоры на этом кончились, и мы пошли в ресторан.
– У всех режиссеров есть «свои» актеры. Кто это для вас?
– Постепенно сложилась своя маленькая труппа, которая время от времени собиралась. Это Миша Кононов, Олег Ефремов, Олег Борисов, Юра Богатырев… Выяснилось, что со всеми этими людьми у меня общее отношение к делу. К человеку и к способу рассказа о нем.
Нам вместе было хорошо. А найти таких людей просто. Тут главное – внутреннее чутье. Вот Людмила Зайцева в фильме «Здравствуй и прощай» появилась из ниоткуда. Было очень смешно, потому что ко мне толпами приводили возможных героинь. Но когда вошла она, я сразу понял: то, что надо. И оказалось, киношная история совпала с ее настоящей судьбой. Люда с Кубани, из крестьянской семьи, личная ситуация где-то перекликается с сюжетом...
– Говорят, что с Ефремовым было трудно. Как удалось подобрать к нему ключик?
– У нас сложилось сразу. В фильме «Луной был полон сад» я рассчитывал на него. Роль, которую потом сыграл Волков, писалась под Ефремова. Но Олег был уже очень болен. Он звонил, говорил с надеждой: а может, поднимусь еще? Мол, когда начну работать, почувствую себя по-другому. Но я знал, что он уже не поднимется. Хотя сам до последнего момента верил в чудо, и пока Олег не умер, не искал ему замену.
Мне одиноко и без Олега Борисова. Хотя он как раз был очень закрытым в жизни, но на съемочной площадке – преображался. У Борисова была чрезвычайно ранимая совесть. Может, поэтому он старался держать дистанцию с людьми. Ему часто было больно и стыдно даже за чужие поступки. А актер был гениальный. Жаль, что с «Женитьбой» нелепая ситуация получилась. Фильм вышел одновременно с модным спектаклем по Гоголю. Поэтому на первых порах его не заметили.
– На роль Павла Первого вы решили пригласить Виктора Сухорукова. Не страшно было? Он же в «Брате» снимался.
– К Сухорукову я пришел от другой главной роли – графа Палена, которого играл Олег Янковский. Мне важно было, чтобы Павел был антиподом Янковского...
Сухоруков перед съемками практически не пробовался. Сначала мы долго разговаривали, потом я попросил его пройти к гримерам. После портретного грима понял, что Павел из Виктора получился хоть куда. А уж по ходу съемок он демонстрировал свои актерские способности.
Даже когда в кадре появляется обезображенное лицо императора – Сухоруков присутствовал сам. Хотя он был там абсолютно не нужен, обезобразить могли любого другого – муляжами и гримом. Нет – «Уродуйте меня!» И вместо дублера Виктор добросовестно валялся на земле, заговорщики топтали его сапогами. А как-то он грустно сказал: «Осталось всего два эпизода. Меня скоро убьют! Надо что-то делать…» В смысле, работать и придумывать. Нет, у меня никогда не было разочарования в актерах…
– Действительно ли Анна Самохина в «Царской охоте» отказалась сниматься обнаженной и вместо нее в кадре раздевались дублерши?
– Отказалась сначала. В то время наши актрисы не были психологически подготовлены к эротическим сценам. Но шаг за шагом мы приближали Анну к необходимости обнажиться на площадке, и работать она в конечном итоге согласилась. А про дублерш – это байки, ей Богу! У нее прекрасная фигура, и все было один к одному.
– Она сильно зажималась?
– Конечно, она ведь из провинции, из Ростова приехала, а потому была менее раскованной, чем столичные коллеги. Но ужас еще и в том, что в кино не один дубль, «распутные» сцены приходилось несколько раз повторять. Правда, в этом был и «плюс»: в итоге Самохина привыкла стоять раздетой перед камерой и в какой-то момент успокоилась.
– Часто общаетесь со «своими» актерами?
– Сейчас с общением сложно, все мы в солидном возрасте, кто-то уже ушел из жизни. У меня очень хорошие отношения с Боярским. И с Караченцовым всегда были теплыми. Я сильно переживал из-за того, что случилось с Колей. Это дико несправедливо, он не заслужил такого финала, Караченцов – потрясающий человек. Работяга, умница!
– Правда, что вы помогали Михаилу Кононову, который на пенсии бедствовал?
– О своей роли в его жизни говорить не буду. Но Миша Кононов последние годы действительно жил очень трудно. Во время перестройки он оказался никому не нужен. В ходу были благородные бандиты и проститутки, а его типаж был просто не востребован…
И Люсьена Овчинникова бедствовала. У нее была трогательная, но очень несчастная жизнь. Ведь Люсьену воспитывал в одиночку отец-военный. Таскал ее за собой по всем гарнизонам, а потому она была «человеком будущего», коммунисткой. Не понимала слов «твое», «мое» – у нее все было «наше». А люди этим пользовались. Люсьена была совершенно не приспособлена к жизни. Сломалась, увлеклась алкоголем...
Обидно, что многие, кто когда-то блистал, в старости вынуждены были вести унизительное нищее существование. Но почему-то артиста начинают возвеличивать только тогда, когда он помрет…