Каждый год 25 января у Театра на Таганке собираются поклонники Высоцкого. А на Ваганьковском кладбище у его могилы зажигают свечи, кладут цветы.
Время неумолимо: все меньше остается людей, знавших поэта лично. Но пока они есть, рассказы о Владимире Семеновиче звучат из первых уст.
84-летний актер Георгий Штиль был знаком с Высоцким долгие годы. Вместе они играли в футбол, о нем же и спорили, так как болели за разные команды. А знакомство было и вовсе омрачено дракой…
- Георгий Антонович, как вы подружились с Высоцким?
- Мы снимались вместе в «Интервенции», но до этого была случайная встреча, на которой мы подрались. Моя подруга Зиночка Славина, актриса Театра на Таганке, пригласила меня на свой спектакль. Я опоздал к началу - вбежал в фойе, рысью помчался в зал. А мимо идут два мужика - один с гитарой, другой с аккордеоном. Тот, что с гитарой, вдруг дал мне коленом под зад. Я развернулся, взял его за грудки… Это был Володя Высоцкий. А второй - Валера Золотухин.
- За что это он вас так?
- А нечего в театр опаздывать!.. Проходит несколько месяцев, мне звонит режиссер Геннадий Полока и говорит: приезжай на съемки, хочу дать тебе роль французского солдата.
Когда подписывал договор, вошел Высоцкий. Мы узнали друг друга, засмеялись, обнялись. Конечно, задушевными друзьями мы не были, но часто виделись. Однажды я резко высказался о столице: «Ваша ужасная Москва…» «Что?! - напрягся он. - А ну-ка пошли!»
Усадил меня в свой автомобиль и показал старую Москву: двухэтажные домики, дворы своего детства. Я остолбенел: «Мне это очень нравится. Беру свои слова обратно».
- Владимир Семенович часто выпивал. Вы были тому свидетелем?
- На съемках «Интервенции» он был в завязке. Помню, Полока устроил банкет по случаю своего дня рождения, накрыл столы в гостинице. Высоцкий сидел на подоконнике, играл на гитаре, пел, но не пил. Однако мысленно он был с нами. Смотрел на наше застолье и… пьянел прямо на глазах. К концу вечера уже лыка не вязал. Вот это воображение! И я понимаю, почему он уходил в запои. Его же всю жизнь травили и запрещали!
- Про Высоцкого ходит огромное количество баек. В них есть хоть доля правды?
- Расскажу то, чему сам был свидетелем. Однажды у гостиницы его обступили люди. У одного мужчины не было бумаги для автографа, и он протянул Володе купюру в 25 рублей.
«Распишитесь, пожалуйста, я ее никогда не потрачу!» - умолял поклонник. Но Высоцкий не хотел этого делать. А чтобы не обидеть поклонника, пошутил: «Мне государство запрещает расписываться на госзнаках».
Но вообще он был в этом плане человеком щедрым: расписывался и фотографировался с каждым, кто его просил…
Младший сын Высоцкого помнит отца веселым, щедрым и очень занятым человеком. Теперь Никита Владимирович и сам с головой погружен в работу: он занимается музеем Владимира Семеновича, пишет сценарии, преподает режиссуру и актерское мастерство в МГУКИ. Именно Никита - автор сценария фильма «Высоцкий. Спасибо, что живой». Спорной, но единственной пока художественной картины о жизни поэта.
- Никита Владимирович, какие у вас первые воспоминания об отце?
- Мое первое воспоминание: папа перед бритьем намазывает лицо мылом. Тем самым, которого я очень боялся - оно щипало, попадая в глаза. Я был поражен его смелостью и восторженно смотрел на него, раскрыв рот. Тогда только ходить начал…
Вообще, нам с братом он казался очень большим и сильным. В то время папа стал уже человеком крайне востребованным - хотя у него был период в жизни, когда сидел без работы, денег, театра, кино и надежд.
Помню я и 1967 год, когда вышла картина «Вертикаль» и песни папы звучали на всю страну. Но видел я отца редко из-за его постоянной занятости. Потом родители развелись (мне было четыре года), но мы все равно общались…
Увы, традиционная семья со щами, прогулками и совместными отпусками - это то, чего папа был лишен. Ведь он жил в изматывающем ритме. При этом был очень щедрым человеком, часто делал подарки. У меня был отличный велосипед, из-за границы он привозил нам игрушки, одежду. Он умел одаривать, и не только нас.
У Валерия Золотухина всю жизнь хранилась куртка, которую привез ему отец. Когда что-то ответственное предстояло, Валерий ее надевал. Папа старался не сувениры привозить и не мелкие знаки внимания делать. Он дарил вещи, которые ему самому нравились, дорогие. Причем огромному количеству людей - близких и не очень.
- Быть сыном Владимира Высоцкого - это непростая миссия?
- Конечно, многие бестактно спрашивали: «Вот у тебя отец такой, а ты что из себя представляешь?» Это было неприятно. Но в чем-то мне фамилия и помогла: когда решил поступать в театральный институт, понимал, что меня не могут не взять.
Иногда быть сыном Высоцкого тяжело, но иногда это и здорово. В школе старшеклассники меня просили взять автограф. Помню, во дворе был парень постарше нас с братом, и с ним складывались тяжелые отношения. Но мы как-то вышли с отцом (а у него тогда машина была «Рено»), парень стоял и разглядывал диковинку. Мы все сели в автомобиль, и с обидчиком поздоровались. «Это ваш товарищ? - спросил папа. - Давайте его прокатим».
Но парень отказался, отпрыгнул, у него в голове не укладывалось, что парни, с которыми он конфликтует во дворе, сидят с его кумиром в одной машине. С тех пор конфликты на корню прекратились.
- «Мужские» разговоры отец с вами вел?
- Их было не так много: ведь мне было 16, когда он умер. Несколько раз мы говорили о моем будущем и о том, как у него складывается карьера. Он очень хотел мне помочь в выборе профессии. Но не успел. Похороны я помню как сквозь пелену. Когда мы находились в квартире и занимались документами, было ощущение, что это наше семейное дело. Потом увидели народ перед театром на Таганке и поняли, что это не только наша потеря. Тысячи незнакомых людей плакали…
И так получилось, что нас с братом оттеснила от автобуса толпа. Я испугался, что сейчас мы не попадем на кладбище, разволновался, и вдруг нам открыл дверцу своей машины Иосиф Кобзон.
Оттуда я видел, как люди прорвали оцепление и побежали. Появился страх: а вдруг гроб сомнут? Но они подбегали, бросали цветы и уступали место другим. Колонна ехала потом по этим букетам… Я думаю, даже те, кто всегда говорил, что знал масштаб папы, были шокированы таким количеством народа.
- Чего ваш отец больше всего боялся?
- В 1968-1969 годах он вдруг решил, что исписался. Этот разговор даже на пленку у кого-то записан. Папа говорил, что больше ничего не может. Но после этого были «Кони привередливые», «Купола» и другие великие песни.
Он всегда сомневался в своих силах, но не был страдающим резонером. Папа максимально концентрировался, был требовательным к себе. Нагрузки его не опустошали, а толкали вперед. И он не был человеком с комплексами, всегда знал себе цену. В 1971 году в театре он заполнял анкету, и на вопрос: «Хочешь ли быть великим?» - написал: «Хочу и буду»…
- Я написала о Высоцком книгу. Это была первая, кстати, публикация о нем. И очень несовершенная. Во-первых, материала было мало, и торопила редакция. Предположим: я цитирую там какую-то анкету Высоцкого, где он путает сам свои года. Надо было, конечно, в сноске сказать, что это перепутал Высоцкий, а не я. А мне потом пошли нарекания, что вот, вы даже не удосужились проверить...
Но сейчас могу сказать, что книга эта была абсолютно честная. На то время. Со временем, конечно, мы узнали о нем больше. И я в том числе. Когда мы читаем воспоминания современников Пушкина, можно подумать: боже мой, как же мало они о нем знали. Так же и о Высоцком: каждый раз будет открываться что-то новое.
- Я, в отличие от многих, не могу назвать Высоцкого своим другом. Помню, вышла его первая пластинка, мы ездили ее забирать на улицу Герцена, и он подписал мне диск именно таким возвышенным слогом. И все равно не осмелюсь...
Нас очень многое связывало в первые годы. Потом стало сложнее. Было время, когда он плохо ко мне относился и говорил в шутку и всерьез то, что меня могло задеть. И я позволял себе такие же нападки. Была нормальная жизнь товарищей по работе. В последние годы он театром тяготился, ощущал вокруг себя поле недоброжелательности, зависти.
А за три года до смерти случились эти гастроли во Францию. И там, в Марселе, Любимов за кулисами произнес невероятную речь, от которой мы все просто окоченели: «Вы не понимаете, с кем рядом работаете, и надо забыть в этот день все свои мелкие земные счеты. Потому что вы всю жизнь будете вспоминать, с каким поэтом вы работали рядом».
Это было сказано, когда смертельно больной Высоцкий в окружении французских врачей со шприцами наготове должен был поперек своего состояния играть Гамлета...
- До прихода в Театр на Таганке я вообще не знал, кто такой Высоцкий. Песен его не слушал - у меня тогда и магнитофона-то не было. Так, в каких-то компаниях звучало что-то блатное, хриплое. Подумал тогда: черт, какой-то талантливый, сидевший человек. И все вокруг: «Высоцкий, Высоцкий».
В 1967-м пришел в театр, ну и познакомились. А потом и «зашивались» вместе. Была даже такая юмористическая история. Марина Влади привозила из Парижа таблетки «Эспераль». Для многих артистов. «Эспераль» !..
Красивое слово, по-испански, по-моему, значит «надежда». А шеф (Юрий Любимов. - Ред.) в силу своей медицинской безграмотности решил, что это такая спираль, которую в задницу нужно быстро-быстро зашить, чтобы она не выскочила. И раз за разом повторял нам: «Если не вошьете спираль, будете уволены». Через какое-то время решил упростить: «Если не вошьете в задницу пружину, будете уволены».
Ну что делать - пришлось зашиваться. И вот Володя пишет мне из Испании: «Скучаю, Ваня, я, кругом Испания. Они пьют горькую, лакают джин. Без разумения и опасения. Они же, Ванечка, все без пружин».
В другом театре нас бы давно к чертовой матери выгнали. Хотя перед спектаклем я ни-ни, после - пожалуйста. Ни разу по моей вине не срывались спектакли. А у Володи случалось. И тогда директор выходил к публике и объявлял: «В связи с тем, что у артиста пропал голос, спектакль отменяется».
Зритель не дурак, все, конечно, понимали. Но что делать: болезнь… Володю же в последний год отпускало буквально минут на 10, не больше. Вот сядет, выдохнет резко: «А-а, хорошо». Разговор ведем, курим. Через 10 минут: «М-м-м... А-а-а... Вань, принеси». Болезнь...
FOTODOM.RU,
РИА «Новости»/В. Плотников,