Не человек – сплошная загадка.
Это он придумал термин «рокопопс», когда устал объяснять, какую музыку играет. Это он живет «караванами, пароходами, самолетами» – где-то между Нью-Йорком и Владивостоком. Это он защищает тигров, свободно владеет китайским и выпускает русскоязычный альбом в Америке…
Зачем? Глупый вопрос для Ильи Лагутенко. Лидер группы «Мумий Тролль» просто не может отказать себе в удовольствии делать то, что очень хочется.
– Илья, вы родились на Дальнем Востоке, сейчас чаще бываете на «диком» Западе. Что ближе? Западный человек вы или восточный?
– Наверное, я все-таки дальневосточный человек, русский дальневосточник. А на Дальний Восток русские люди пришли не с восточной философией, а с казачьей. И Запад, конечно, мне более понятен.
– А как же китайская школа в детстве и знание языка?
– Ну, знание китайского языка расширило мою самоидентификацию дальневосточника в глобальном смысле. Есть же такой политический термин – АТР, Азиатско-Тихоокеанский регион. И в принципе, человек АТР – это я. Сейчас, правда, там все меняется, все понятия перевернулись с ног на голову. И произошло это всего за пару десятилетий, то есть на моих глазах.
Совершенно отчетливо помню наш поселок Приграничный и китайский Суй Фень Хэ, это были две деревни, одна – типичный советский поселок с солдатами в увольнении, другая – пропахшие угольным дымом темные китайские улицы с бесконечными лотками. И теперь с российской стороны все примерно то же самое, и становится таким милым-милым. А с китайской... сплошь стекло и бетон. Цивилизация в действии, образец динамичной экономики… Где-то даже жаль.
– Западные ценности – деньги, карьера, успех. Они и ваши тоже?
– Если зайти немного с другой стороны и говорить о музыке, то мне всегда казалось, что не нужно связывать себя границами одного жанра, нужно найти компромисс между разными направлениями, поэтому я и придумал такой смешной термин – «рокопопс». Наверное, такая рокопопс-философия свойственна мне и в определении жизненных ценностей. Я, например, не очень поддерживаю идею, что художник должен быть обязательно голодным.
– Но сытый – значит, ленивый.
– Не всегда. Я думаю, дело тут не в количестве борща – мол, обожрался, упал и ни о чем не думаешь. И не в количестве денег, которые зарабатываешь. Все равно справедливое вознаграждение за творческий труд, видимо, все-таки должно быть…
Условно говоря, представим себе китайского рисовода, который с утра до ночи, сгорбившись, стоит на рисовом поле. И это дело его жизни, он кормит всю планету своим рисом. При этом приезжает на работу из собственного загородного дома, на удобном джипе…
– Такая американская мечта буддиста, крутой замес. А вы могли бы в один прекрасный день взять и от всего отказаться? От карьеры, от выступлений, от денег?
– Не поверите, но чем дальше, тем чаще эта идея приходит мне в голову. Такие мысли появляются и в 20 лет, но тогда тебе кажется, что это такая крутая романтическая идея – отказаться от всего. Через десяток-другой лет эта мысль уже формулируется иначе, ты начинаешь думать: а действительно, стоило ли добиваться всего того, чего ты добился? Но дело в том, что за эти десятки лет к тебе приходит еще и ответственность за других людей, которые вокруг тебя. И дальше уже начинается большой компромисс.
– У вас не кризис среднего возраста, случаем?
– Я не знаю, честно говоря, мне сложно оперировать какими-то определенными терминами – наверное, об этом смогу судить лет через десять… Вообще, определенный кризис, если хотите, поворотный момент, был у меня на рубеже 30-летия. Когда я понял, что – все, нужно заканчивать с теми делами, которые не приносят никакого морального удовлетворения...
– Имеете в виду то время, когда работали по специальности, были советником коммерческих компаний?
– Ну да. У меня была возможность путешествовать, но я понимал, что все это идет в никуда, потому что… Да потому что ни денег, ни жизни, ничего не было. Поэтому и подумал, что, может быть, действительно, проще отказаться от некоторых никому не нужных, мне в первую очередь, вещей и заняться тем, что действительно по душе.
– Но с тех пор прошло почти 20 лет, и за это время тоже все могло измениться. Приесться, наскучить…
– Пока еще все движется, пока есть в голове много идей, которые хочется воплотить. И которыми я могу удивить даже не вас, а себя в первую очередь.
– А кажется, что у вас сейчас в некотором роде поворотный момент. Хотя бы потому, что вас почти нет в телевизоре.
– Это не наш поворот, это поворот ваш. Условно говорю: «ваш» – с той точки зрения, что, по-моему, реалии нашей жизни, реальные люди и те, для кого работает телевидение, расходятся друг от друга все дальше и дальше. И поэтому получается такая очень интересная история. То есть якобы существует реальная жизнь, которой живет вся страна, уткнувшись в телевизор. При этом ты понимаешь, что огромная часть населения, именно активная часть, думающая, в принципе даже не знает всех этих телевизионных героев. А вы, например, не видите меня по телевизору, но знаете, что я есть.
– Но руководящую роль «ящика» в нашей стране все равно никто не отменял.
– Я думаю, он начал жить своей жизнью. Как бы вам это объяснить… Вот есть определенное количество людей, которые этот «ящик» делают. Они ходят туда на работу, получают зарплату, им важна стабильность. Представляете, сколько там людей, сколько семей!..
– Неужели для них вы стали «неформатом»?
– Не знаю, потому что там другая жизнь, с которой я не очень себя ассоциирую. Нет, наверное, мы можем что-то придумать и вписаться в их концепцию. Но для того, чтобы это воплотить в жизнь, требуется очень большой энтузиазм не только меня, но и людей, которые в этом телевизоре работают. А эти люди находятся в своем рабочем процессе, у них свои обязанности, свои контракты. Воплощение любых нестандартных идей может повлиять на рейтинги – а это главное на ТВ. Рейтинг влияет на их рабочие места, подвергает риску. И в данном случае я не готов жертвовать своим временем, чтобы подставлять этих людей.
– Можно не подставлять, можно подстраиваться.
– Подстраиваться я тоже не хочу. Я хочу, чтобы это была совместная плодотворная работа, чтобы все были счастливы.
– И если вас позовут в какой-нибудь условный «Ледниковый период»?..
– Нет, я не могу, я не катался в детстве на коньках, у нас в Приморье не было льда, он таял всегда. Потом, я не могу, не хочу ходить на тренировки, чтобы научиться кататься. Понимаете, у меня очень мало времени. И меня совсем не привлекает позиция телезвезды – я не хочу, не хочу быть везде. Потому что то, что везде, меня лично раздражает. Я лучше буду сам по себе.
– Скажите, вас тяготит публичность?
– В определенном смысле – да. Меня тяготит сама идея того, что я кому-то что-то должен. Что популярность моих песен якобы принуждает меня сразу становиться публичным человеком. Я считаю, что это неправильная постановка вопроса.
– Обычно популярным артистам в таком случае говорят: выбрал публичную профессию – изволь терпеть.
– Да, я понимаю, что есть определенные правила игры. И я готов идти на некий компромисс, чтобы не подвести: а) свою публику и б) людей, которые со мной работают, – то есть тех, перед которыми я действительно ответственен. Но не более того.
– Утомляет внимание и интерес к частной жизни?
– Я стараюсь не поощрять и не удовлетворять этот интерес, считаю, что есть определенные рамки. Некоторые артисты любят выставлять свою жизнь напоказ. Это не хорошо и не плохо. Я просто не уверен, что степень открытости влияет на экономическую составляющую.
– Ну, это люди не глупые, и, если так поступают, наверное, есть смысл.
– Я не думаю. Мне кажется, это больше желание поэпатировать публику.
– Может, поэтому 10 лет назад вы, как сообщали тогда СМИ, тайно сыграли свою свадьбу?
– Я так понимаю, что если ты сам не пришел и не рассказал, то это – «тайно». А если кого-то пригласил, то это уже – «эксклюзивно». Я просто не счел нужным ни с кем делиться. Ни фактом, ни датой, ни подробностями.
– Но вы же знали, что такая таинственность привлечет внимание.
– Нет, не знал… Да, наверное, привлекла, кто-то об этом судачил. Ну и пусть судачат – я просто не комментирую.
– Как думаете, вы хороший муж?
– Самый лучший. Я – идеальный муж.
– Идеальный муж – тот, который в командировке, – помните такой анекдот?
– А я абсолютно подхожу и под эту категорию.
– Ощущение отцовства, оно ведь тоже меняется с годами. У вас было раннее отцовство, теперь относительно позднее. Что называется, почувствовали разницу?
– Да, в моем случае, наверное, это так. И я счастлив, что у меня есть возможность пересмотреть всю эту ситуацию, даже, быть может, переоценить некоторые вещи, которые остались в далеком прошлом.
– И, может быть, в некотором роде искупить свою вину?
– Ну, честно говоря, мне бы не хотелось говорить о вине – вы уж слишком трагически смотрите на какие-то события. Это ко мне явно не имеет никакого отношения, я ни в коей мере не рассматриваю то, что произошло в моей жизни, как некую череду ошибок. Нет, все делал, как говорится, в трезвом уме и твердой памяти. Просто есть определенный жизненный опыт, который приходит со временем. И этот опыт хорошо бы потом использовать во благо, и не только себе, но и твоим близким. Поэтому я идеальный муж и идеальный отец. Все, точка!